оглавление

Люди не посыпали голову пеплом, а пели песни

А. Каргопольцев. “Новая Камчатская правда”, 29 марта 2001 года, №12

 

Место и время действий – поселок Ключи, район “Икрянка”, Средний переулок, дом 10, 30 марта 1956 года, около 4 часов дня. Мне 6 лет. Я с соседской пацанвой барахтаюсь в сугробах не очень далеко от дома. Погода прекрасная, тепло. Вдруг как-то необыкновенно быстро стало темнеть. После очередного снежка на языке появился кисловатый привкус, сверху вроде что-то сыпется, но не снег, похоже на маленькие градинки. А снег вокруг почему-то стал сереть. Пока мы рассуждали, что бы это значило, на улице стало совсем темно. Силуэты домов сливались с серым снегом и вот-вот могли стать невидимыми. Вот тут уж мы испугались и бросились по домам. А по улицам уже летели крики родителей, искавших своих детей.
Это было мое первое знакомство с пепловой тучей. До этого я не знал, что такое извержение вулкана, слышал что-то, но не понимал, как это день может превратиться в ночь. Оказывается, может, и очень быстро. Мы благополучно добрались до своих домов и с восторгом и страхом стали наблюдать за действиями родителей. Мой папа, Алексей Николаевич Каргопольцев, начальник узла связи, сразу же ушел на работу, наказав нам закрыть все форточки, двери в сараях и спрятать собак, которые сначала выли, потом затихли. До его звонка велел никуда из дома никому не отлучаться. В нашем доме был единственный телефон в округе, и мы могли получать информацию только через него, так как радио (огромный круглый черный репродуктор) замолчало. Соседи стали собираться у нас.
Вскоре позвонил папа и сообщил, что, вероятно, началось извержение вулкана Ключевской или Безымянный и вся надежда на сотрудников вулканологии, которые пытаются определить, насколько оно опасно для ближайших поселков. Еще он успел сказать, что у них из-за сильных электрических помех часть аппаратуры вышла из строя и телефонная связь, возможно, скоро прекратится. Когда мама повесила трубку и сообщила новости гостям, а их уже набился полный дом, за окном полыхнула молния и послышались раскаты грома. Радио зашипело, и телефон стал беспрерывно звонить. Как только это прекратилось, мама сняла трубку и услышала голос папы, который велел немедленно отключить от сети радио и телефон, чтобы в них не ударили молния. Еще он успел сообщить, что к утру все должно прекратиться и чтобы мы не боялись…
За окном кромешная тьма, полыхают молнии, гремит гром, сыпется пепел, и уже не как пудра, а мелкий песок. В доме – человек тридцать разновозрастных людей, оторванных от мира… удивительно, но все спокойны, никакой паники, истерик. Накрыт большой круглый стол, выставлены все самые ценные продуктовые и винные запасы, детям высыпаны, целой горой, дефицитнейшие тогда конфеты. Играет гармошка, звенит гитара. Взрослые поют веселые и немного грустные, душевные песни, вспоминают какие-то смешные истории. В голосах нет отчаянья, хотя все знают, что из Ключей выехать невозможно. Не только потому, что зима и ночь. А потому, что в такой пеплопад, даже при наличии двух видов транспорта – собачьих упряжек и редких рейсовых самолетов, передвигаться, а тем более летать невозможно. С тех пор я хорошо понимаю, что такое чувство обреченности. Это когда у человека исчезает страх перед смертью, и у него нет желания бороться за свою жизнь, у него нет надежды. И тогда приходит успокоение.
Слава Богу, утро все равно наступило, пеплопад уменьшился, посветлело, гром и молнии прекратились. Мы вышли на улицу. Вокруг была серовато-черная безжизненная пустота. Тишину нарушал только шорох скатывающегося с крыш пепла. Через некоторое время пришел папа, ужасно уставший, весь мокрый и серый от пепла. Эта ночь на узле связи была кошмарной, горела проводка, плавились предохранители, большая часть аппаратуры вышла из строя, но люди здесь боролись за жизнь поселка. Папа сказал, что связь удалось наладить пока только одностороннюю и они смогли сообщить в город, что произошло в Ключах. А произошло катастрофическое извержение вулкана Безымянный.

наверх