Эрлих Э.Н. о Кутыеве Ф.Ш.

Началось это, как я помню, в 1967 году, когда на Камчатку в поле приехал отряд из ВСЕГЕИ под начальством С.Г. Котляра. С ними был и Фарид Кутыев. Позже Фарид остался и стал искать работу на Камчатке. По разговорам он мне показался. В нем было то, чего не хватало мне – прекрасное знание минералогии, хороший глаз и умение «на взлет» диагностировать минералы. У меня не было никакого помощника, и я стал просить тогдашнего нашего директора Г.С. Горшкова взять Фарида в штат лаборантом и отдать мне. Он это и сделал. Никакой административной единицы у меня не было (у меня и рабочего стола-то не было). Так что Фарид был условно зачислен лаборантом в Лабораторию активного вулканизма, а подчинен непосредственно мне. За это я пообещал освободить Горшкова от навязшей всем в зубах темы «история геологической изученности». Отвечая на вопрос нашего следующего директора – С.А. Федотова, как я получил Кутыева, я просто сказал – «я купил его за освобождение дирекции от «истории геологической изученности». Пока же жить ему было негде (жилой дом на 6 километре был еще в будущем) и он буквально болтался между квартирами: нашей, Генриха Штейнберга и Леши Шанцера. Я показал ему щлифы меймечитов - вулканических пород ультраосновного состава, и он, к моему удивлению, определил в них хром-диопсид (пироксен ассоциирующийся с кимберлитами).  Определение было подтверждено позже, пока же я не очень-то доверял ему.

Летом 1968 года я взял его в свой отряд на Хангаре.  Он показал себя хорошим полевиком.  Продукты у нас кончились, вертолет не приходил, радиосвязи у нас не было, я взял Фарида и вдвоем мы вышли за день непрерывного хода в Мильково (около 60 км).  Помню, встретивший нас на аэродроме начальник топографической партии, узнав кто мы, показал на нас и сказал своим подчиненным – «Так надо работать в поле!».  Именно по результатам обработки взятых на Хангаре проб впервые и проявились способности Фарида. Им в кислых пемзах был обнаружен редкий в природе минерал муассанит – карбид кремния, встречающийся в метеоритах и кимберлитах, и считающийся верным индикатором высоких давлений. В таких же пемзах он идентифицировал гранат-пироп, характерный для обогащенных магнием кимберлитов. В «протолочке» совершенно свежих обсидианов он нашел шарики стекла, внутри которых была самородная ртуть. Учитывая неизменённость вмещающих обсидианов, гидротермальное происхождение этих образований было очевидным.  Каждая из этих находок была сенсационной и не укладывалась в существующие представления.  Ни одна их них не была им «монографически» обстоятельно описана в печати, хотя все возможности для этого были. Дело ограничилось упоминанием об этих находках в общих работах по четвертичному вулканизму. Позже В. Кутолин обнаружил зерна самородного свинца в экструзивных андезитах Авачи. Ревизия шлиховых проб, взятых на Южной Камчатке, показала, что в них постоянно присутствует металлическое олово. Это объяснялось тем, что оно попадало с лотков, в которых велась промывка проб. Теперь вырисовывалась обычность нахождения самородных металлов в вулканических породах, в качестве акцессорных минералов. Эта проблема была позже самостоятельно обсуждена одним их наиболее оригинально мыслящих российских петрологов – академиком Ф.А. Летниковым.

После возвращения с Хангара Фарид начал разговоры о том, что необходимо отобрать серию представительных стандартных проб вулканических пород Камчатки. Разговоры об отсутствии аналитической базы он отметал, говоря, что эти пробы имели бы такую ценность, что все лаборатории страны и мира спешили бы предложить свои услуги. Дело оставалось за немногим – надо было отобрать эти пробы, привезти их в Петропавловск, раздробить и выделить из них тяжелую фракцию. Мы вместе наметили примерную схему опробования и места взятия проб.  Фарид, не имея ни копейки денег, собрал дробилку в подвале институтского жилого дома на Тельмана 2б, используя пустующие помещения дровяных сараев. Откуда он брал части для этих дробилок, я до сих пор не знаю. Так или иначе, летом следующего года я отправил его с небольшим отрядом в район вулкана Анаун на Срединном хребте.  Работа была позже продолжена в районе Ичинского вулкана.

В итоге полевого сезона 1969 года в 200-килограмовой пробе высокоглиноземистых базальтов с вулкана Малый Паялпан Ф.Ш. Кутыевым было обнаружено 6 удлиненных кристаллов алмаза размером 0.4-07 мм, по габитусу напоминавших знаменитый алмаз Шах. Находка была сенсационной и никто ей не верил.  Лишь пару лет позже присутствие алмазов было подтверждено рентгенометрически (Кутыев, Кутыева, 1975). Находка была сделана в 1969 году. КТГУ немедленно по достоинству оценило значимость находки  (хотя она и не была даже описана!) и уже на следующий полевой сезон послало на Малый Паялпан отряд под руководством известных надежностью своих описаний геологов М.Г. Патоки и В.С. Шеймовича для взятия контрольных проб и проверки данных Ф.Ш. Кутыева. Проверка полностью подтвердила данные Ф.Ш. Кутыева. Алмазы были вновь обнаружены в пробах весом всего 3-5 кг.

Пробы с Малого Паялпана для проверки были показаны крупнейшему специалисту по некимберлитовым источникам алмазов - Ф.В. Каминскому. В итоге появилась статья, описывающая эту находку (Каминский, Патока, Шеймович, 1979). Совершенно иной была скорость публикации сообщения о находке. Оно появилось в Докладах АН СССР лишь шесть (!!) лет спустя. Рекомендацию к публикации дал крупнейший в стране специалист по алмазам, академик В.С. Соболев. Но и эта запоздалая публикация сопровождалась оговоркой, что алмазы идентифицированы правильно, но их ассоциация с плагиоклазом остается непонятной и дискуссионной. Зерна алмазов в базальтах ассоциировались с кристаллами плагиоклаза, что объяснялось реакцией в процессе фазового перехода диопсид+энстатит+шпинель-анортит+форстерит. Кстати, шпинель была найдена в пробах из базальтов под Анауном.  Они имели характерную для плагиоклаза удлиненную форму, что объяснялось воздействием стресса в процессе роста кристаллов.

Со всей очевидностью значимость находок требовала постановки специальной темы по изучению акцессорных минералов вулканических пород Камчатки, систематического изучения базальтов разных типов вулканов и разных вулканических зон. Но руководство Института не поднялось до этого, хотя деньги на работы и публикацию материалов были. Пока же мы  пытались отобрать необходимые пробы и привести их в готовый для обработки вид. Так, вслед за Срединным хребтом был запланирован проход по Восточной вулканической зоне от Кроноцкой сопки к Узону. На Кроноцкой сопке Фарид из одного из маршрутов принес новую блестящую находку - агрегаты гигантских (до 10-20 см) кристаллов амфибола.  Такие образования до тех пор не были встречены нигде, и природа их была неясна – были ли они аккумулятами кристаллической фазы ранних этапов кристаллизации или ксенолитами. Но петрогенетическое значение их было очевидно. Опять систематическое описание их не было проведено. Фарид был упрям и своеволен, и заставить его сесть за эту работу было не в моих силах. Повторяемость этого результата отражало его разбросанность, неспособность к устойчивой систематической работе.  И уверенность в том, то яркие идеи и находки сами по себе «покроют все издержки». Все это сочеталось с пониманием значимости сделанного, и неудовлетворенным честолюбием. Он стремился «перепрыгнуть через описания» и рвался к общим представлениям, для которых ему зачастую не хватало знаний и широты кругозора. Последнего он, естественно, никогда не признавал и не мог признать.

Разрешение этого противоречия Фарид искал в поисках руководителя такого, который помог бы ему с публикацией его идей и оформлением результатов в форме диссертации.  На этом пути Фарид не признавал никаких моральных преград.  Считая, что он уже получил от меня все, что возможно, он начал тесно сотрудничать с новым зам. директора по науке М.М. Василевским.  Металлогения, которой занимался Михаил Михайлович, казалось, должна была дать обоим простор для построений самого общего толка.  Но М.М. Василевский ехал на Камчатку для того, чтобы в полной мере использовать возможности, даваемые академическими Институтами.  Человек достаточно цинично откровенный он говаривал «займемся реанимацией трупов»,  представляя к публикации свою работу, сданную как рукописный отчет во ВСЕГЕИ. Свою докторскую диссертацию, выполненную как продолжение работ известного исследователя геологии Камчатки Г.М. Власова, он считал самодостаточной, и не очень-то рвался к ее развитию.  Фарид в этом отношении был ему очень кстати.

Дело кончилось уже после моего ухода из Института. Фарид подал заявление о вступлении в коммунистическую партию и тут же стал секретарем партбюро. К этому никто не стремился. Это давало, казалось бы, возможность влияния на дирекцию, но многочисленные связанные с ней хлопоты очень осложняли жизнь.

Кандидатская диссертация легко сложилась. Материала для нее было более чем довольно.

<< Страница 1 2 3 4 >>